ЗАПИСАТЬСЯ

Иностранные языки и русские трудности

   Учить чужие языки нелегко. Это знают все. И опять-таки все знают, что есть языки "легкие" и "трудные". Вот мама советует дочке-третьекласснице: "Не бери немецкий, он трудный, возьми лучше испанский - он легче". Попробуйте узнать у мамы, чем она руководствуется, распределяя языки по степени сложности, спросите ее, знает ли она вообще испанский и немецкий, - вы будете удивлены. Мама учила в школе (и не выучила) английский, потом его же не выучила на курсах, однако в суждениях о незнакомых испанском и немецком тверда, как алмаз.

  Между тем специалисты классифицируют языки по происхождению, по устройству, однако не берутся определять, какой из них проще, какой сложнее. Впрочем, специалисты вообще избегают оценочных суждений. А вот рядовой обыватель только такими и руководствуется. Посему попытаемся переложить некоторые фрагменты лингвистической премудрости на понятный обыкновенному человеку язык. Ведь, правда, хочется понять, что русскому сложнее учить: немецкий или испанский.

  О несходстве сходного

  Мама, дававшая дочери мудрые советы, все-таки аргументировала свою позицию: "Я слышала, что в немецком трудная грамматика".

- А что значит трудная?

- Там, говорят, много времен, и в них нелегко разобраться.

- Но в испанском времен ничуть не меньше, даже больше.

- А у немцев еще и падежи.

- Но в испанском тоже есть падежи.

- А у немцев нужно запоминать род.

- В испанском тоже есть род существительного и прилагательного.

  Этот диалог можно продолжать до бесконечности. Но не уметь сказать, доказать еще не значит не знать. Любой методист-преподаватель подтвердит, что какая-то почти иррациональная истина в маминых словах заключена. Почему-то русскому легче дается испанский, чем немецкий.

  Обучение языкам - процесс, основанный прежде всего на учете особенностей человеческой психологии. Язык не математика, и даже не юриспруденция. Его нельзя освоить, пользуясь исключительно рациональными методами, то есть привлекая логические построения, модели, основанные на принципе "если - то". Понимая это, преподаватели в течение последних тридцати лет разрабатывали многочисленные вариации "коммуникативного" метода, базирующегося именно на особенностях психологии восприятия и запоминания, относящихся больше к сфере бессознательного, чем сознательного. Образцом в этом смысле считается то, как выучивает родной язык ребенок. Ему никто ничего не объясняет и не переводит ("не использует язык в метаязыковой функции", скажет лингвист). Ему не раскладывают по полочкам, что такое глагол, что такое существительное, какие есть падежи да спряжения, он постигает систему языка непосредственно, без всяких дополнительных абстрактных схем. И делает это за три года. И методисты предполагают, что если взрослого человека поставить в положение маленького ребенка - окружить изучаемым языком так, чтобы он только этот язык и слышал (метод "погружения", "беспереводный"), заставить его искать общения (театрализованные, игровые занятия), раскрепостить эмоции (атмосфера праздника на уроках), то взрослый - как малое дитя - радостно освоит любую чужую речь в самые сжатые сроки. Но большинство взрослых с трудом (хочется сказать: со страшным скрипом) принимает правила этой игры в младенца и вместо того, чтобы психологически раскрепоститься, только больше замыкается в себе от сознания собственной неуклюжей бездарности в навязанной роли задорного карапуза.

  Странно, но факт, взрослый человек хочет оставаться взрослым. И к процессу обучения подходить все-таки с учетом того, что какой-никакой опыт рациональной деятельности у него есть: он не желает чувствовать себя той говорящей птицей, которую приохочивают к членораздельной речи методом импринтинга - "впечатывания" на подкорку готовых языковых структур: "Кеша хороший! Кеше сахарку!"

  И приходится мириться со страшным фактом, так раздражающим каждого сторонника "коммуникатива", - учиться второму (третьему, четвертому...) языку приходит человек, уже говорящий по крайней мере на одном - родном! И заставить ученика забыть об этом невозможно. Чужой язык учащийся воспринимает на фоне и с учетом своего. Этого, как говорится, не задушишь, не убьешь. Как бы преподавателю ни хотелось видеть перед собой младенца, вожделенную tabula rasa.

  Русский, естественно, склонен всякий новый для него язык сопоставлять с собственным. А язык-то у нашего брата, ох (хотел сказать - непростой, но нет - своеобразный). И поскольку, как было сказано выше, обучение языкам - процесс психологический, всякие заметные несходства сильно воздействуют на психику учащегося.

Чуждые звуки

  Что греха таить - наша фонетическая система (звуковые, акустические средства, то, что можно услышать) довольно незамысловата. Поэтому почти любая чуждая фонетика нас пугает многообразием способов артикуляции и интонационного оформления. Чем больше степень несходства, чем труднее подражать непривычному говорению - тем больше психологический шок и ощущение беспомощности.

  Испуг еще увеличивается, когда произношение начинают "ставить" с самого начала обучения. Между прочим, с испанским-то ларчик открывается просто - его фонетика русского не слишком пугает. А о французском ходят ужасные легенды. А послушали бы, как говорят по-французски франкофоны из Мали, для которых часто этот язык - первый родной.

  Умно поступают те учителя, которые не страдают фонетическим перфекционизмом и на первом этапе не требуют от учащихся блестящих достижений в этой области, не умиляются тому, что Леночкино произношение, comme сelle de m-lle Mathieu, раня сердца других студентов. Важно понять принцип различения звуков, например, что в данном конкретном языке нужно отличать долгие гласные от кратких, а уж насколько успешно вы справитесь с этой задачей на практике - не столь важно, пока вы учите язык, а не общаетесь на нем с носителями. Нужно стремиться говорить правильно, но полностью овладеть фонетикой можно лишь тогда, когда вы получите достаточное представление об изучаемом языке как системе. Тогда, надо заметить, на подсознательном уровне, вы начнете ощущать целесообразность именно такой звуковой организации именно этого языка. Конечно, когда фонетические системы так разительно несходны с нашей, как китайская или, того хуже, вьетнамская, приходится делать над собой значительные усилия. Но и тут можно обнаружить целесообразность: слово-то короткое, вероятность совпадения с другим по звуковому составу велика, поэтому язык оформляет слова с помощью тонов - зато не различает глухие и звонкие согласные. Поняв, зачем нужно звуковое средство, легче его освоить. И не забывайте о том, что произносительная сторона почти любого языка для русского - мука.

Зубрилы-мученики

  Что труднее всего запоминается? То, что нельзя ни с чем соотнести, что невозможно объяснить, исходя из имеющегося опыта. Поэтому всякие техники безассоциативного запоминания ("повесьте на стенку листок с алфавитом", "перебирайте в метро карточки со словами") рассчитаны на очень специфическую, фотографическую память, которая скорее аномалия, чем обычное человеческое свойство. Но и случайные асистемные ассоциации (широко рекламирующий свой метод запоминания английских слов С.Гарибян) не много дадут - именно потому, что асистемны. Особенно жаждет связи между формой слов и их значениями русский (белорус, украинец, поляк - прочие немцы, думается, уже меньше). Ведь наши языки устроены так, что форма чаще всего довольно уверенно подсказывает содержание. Почему этот автомобиль называется "грузовик" - понятно, а почему у англичан он lorry, не ясно (даже американский truck как-то вроде бы понятнее).

  Все языки, где слова куда больше надо запоминать, чем понимать, вызывают у нас головную боль - как эту лексику запомнить-то, если ни одно слово не сопоставишь с другими. Русскому гораздо легче, если он уловил мотивацию называния. Поэтому ни в коем случае не лишайте себя такой возможности. Конечно, envelope это "конверт", но и "пододеяльник" тоже, а en- - аналог нашего в-, поэтому это "завертка", то, во что заворачивают. Не проверяйте по этимологическому словарю, верна ли ваша догадка, для запоминания это - правильная этимология (впрочем, и на самом деле - тоже).

  Не стесняйтесь также собственных доморощенных переводов новых для вас слов. Это способствует лучшему запоминанию, осознанию того, почему именно это слово используется в этой позиции и в таком окружении. Какое-нибудь английское to miss в англо-русском словаре переводится как "скучать", но еще и "пропустить", "промахнуться". Если вы то первое значение свяжете со следующими, найдя подходящий русский эквивалент: "мне его будет недоставать" - вы уже точно никогда не забудете, как это слово переводится и как сказать по-английски "скучать". Напротив, механическое ситуативное запоминание, которое практикуют при "беспереводном" методе, русскому человеку осложняет жизнь.

  Вообще, запоминание лексики - одна из самых существенных проблем, возникающих при обучении иностранному языку, - окутано таким густым легендарным флером, что развеять его впору разве что тому сказочному персонажу, который, дунув, уничтожал гектары лесонасаждений. Тут тебе и "двадцать пятый кадр", и "музыкальный фон, действующий непосредственно на подсознание", и "эмоциональные технологии". Сколько в метро мучеников, присоединенных к плееру, прокручивающему ключевые фразы с незнакомыми словами под приятную музыку, сколько несчастных - стоя или сидя - тасует засаленную колоду карточек, на которых написаны иностранные слова с транскрипцией и русским переводом. Не скажу, что это вовсе бесполезные занятия. Но они напоминают игру на бильярде вслепую - авось, да шар и закатится в лузу. Авось, да что-нибудь в памяти все-таки застрянет. Есть языки, которые по самому своему устройству тренируют механическую память, по мере того как малое дитя овладевает родной речью. Тот же китайский, английский, даже арабский. По-арабски вообще "учить" и "кричать" - одно слово. Поскольку все уроки в традиционной арабской школе нужно было отвечать наизусть, громко крича учителю заданное. Наше языковое мышление устроено иначе. И если описанные выше методы увязывания смысла с формой слова или с его другими, уже известными вам значениями не срабатывают, то остается еще один беспроигрышный путь. Чтобы слово стало родным, его нужно, как игрушку в детстве, "обыграть" самостоятельно, включив его в сюжет, где задействованы старые, привычные вам игрушки. То есть новые слова "семантизируются" (скажет лингвист), закрепляются в памяти с помощью незатейливого приемчика. После того как вы отчитали текст, в котором вам эти слова встретились (имейте в виду, что заучивание "голых" слов, взятых вне всякого контекста, - глупое и бесполезное занятие), выпишите новые слова. Даже если в тексте есть упражнения типа "вставьте нужное слово" или "ответьте на вопрос". И затем сочините с этими новыми словами собственную историю. И поступайте так всегда, не ленитесь. Новая игрушка, помещенная среди старых, до боли знакомых, сразу же станет такой же привычной, милой и уютной - а главное, с ней тоже уже можно делать все, что захочешь. Этот метод годится для любого языка, но больше подходит тем, где нельзя по форме догадаться о смысле слова ("слова лишены внутренней формы", скажет лингвист).

  Не бойтесь и грамматических аналогий. Бывает, несчастного учащегося так затуркают, объясняя ему всяческие герундии и имперфекты, что он вообще перестает понимать, для чего они нужны в языке. Ведь все время твердят: "Это особая форма, в русском такой нет". А если тот же герундий мысленно перевести русским причастием: I'm writing = я есть пишущий, то понимание того, как исходную английскую форму употреблять, для передачи какого особого временного значения эта форма служит, существенно прояснится.

  В общем, уча чужой язык, помните, что наш родной тоже великий и могучий, и не стремитесь с третьего занятия "начать думать на изучаемом языке". На языке, кстати, вообще не думают. На нем говорят. А думают отдельно.

Ольга Бараш

По материалам журнала "Обучение за рубежом", 2002